Название: Драконья Погибель
Автор: WTF Richard Armitage 2016
Бета: WTF Richard Armitage 2016
Размер: миди, (16 350 слов)
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит/Трандуил, фоном - Двалин/Торин Дубощит, Фили и Кили, Балин, Смауг, Бильбо
Категория: слэш
Жанр: экшн
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Ибо, что бы не плел ему Таркун, превознося до небес неоценимые достоинства подсунутого отряду взломщика, сам Торин, отправляясь в этот Поход, ни на миг не позволял себе забыть о том, что в конце пути его ждет дракон (c).
Предупреждения: АУ. События берутся по муви-версу, но сроки - книжные.
В тексте используются цитаты книги Дж Р. Р. Толкиена «Хоббит, или Туда и обратно».
Лозунг "через Лихолесье за три дня", моргульскую стрелу, концепцию "мы введем женский персонаж для того, чтобы им восхищались девятилетние девочки", потайную дверь сразу за гигантской статуей, склероз Торина и червей-прости-Эру-землеедов автор оставляет целиком и полностью на совести ПиДжея и его соавторов сценария.
Наличествует Dub-con.
ER для пары Торин/|\Двалин.
Примечания: читать дальше *Erye? - Этот тоже?/И этот? (синдарин)
**Hir nin - Мой лорд (синдарин муви-версия)
***Tirno! - Стража! (синдарин)
****firith - обозначение периода между осенью и зимой у эльфов (синдарин)
*****narbeleth - Октябрь (синдарин)
Для голосования: #. WTF Richard Armitage 2016 - "Драконья Погибель"

Пролог

Когда грязных, облепленных остатками паучьих сетей, связанных кхазад выводили из тронного зала владыки Лихолесья, Балин, проходя мимо своего короля, бросил на него одновременно встревоженный и предупреждающий взгляд. Торин только лицом потемнел: он и без старшего Фундинуила понимал, в каком положении они оказались. Столько миль было пройдено, столько препятствий и трудностей преодолено — и вот! Он чувствовал себя так, словно у него из груди клещами выдирают прочно поселившуюся там в последнее время надежду вновь обрести Эребор. Проходивший Двалин, словно споткнувшись от тычка стражи, мазнул по плечу Торина рукавом. Фили смотрел настороженно, но спокойно, а вот младший, не таясь, гневно сверкал в сторону стражников темными глазами.

Эхо от подкованных добрым гномьим железом сапог гуляло по узорным закоулкам огромного зала и после того, как кхазад в сопровождении стражи скрылись из виду. Сидевший до того неподвижно, словно изваяние, Трандуил выпрямился и, неторопливо ступая и шелестя серебристым, будто струи горного ручья в свете луны одеянием, спустился вниз по ступеням высокого трона. Лицо его было столь же равнодушно бесстрастным, как и в тот день, когда кхазад Одинокой Горы в спешке покидали горящий Эребор. А выверенный до миллиметра наклон головы, сопровождавший предельно вежливое предложение услуг и всяческой помощи — разумеется, в обмен на вожделенные цацки — почти оскорбительным. В груди Торина жаркой волной всколыхнулась привычная лютая ярость.

«Imre domra dur sul!» еще грохотало, прокатываясь из конца в конец тронного зала, а лихолесская фея, позабыв про пиетет и лебяжью поступь, уже рявкнул в ответ: «Не смей говорить мне про драконье пламя!» так, что у гномьего короля слетели с волос остатки прилипшей после лесных чащоб паутины. Эльф навис над ним, приблизившись почти вплотную: Торин даже различил легкий запах сладкого осеннего вина из поздних ягод в его дыхании и, гипнотизируя огромными, светлыми как горный хрусталь и такими же непроницаемо-ледяными глазищами, прошипел прямо в лицо, чеканя каждое слово:
— Я. Сражался. С. Великими. Змиями. Севера.

Торин, прищурившись, приготовился уже выплюнуть в ненавистный лик вертевшееся на языке «Ish Kackwee ai durugnul», как облик лесного короля вдруг дрогнул и поплыл. На алебастрово белой гладкой щеке появилась тень и начала стремительно расползаться страшной в пол-лица раной. На виске и подбородке кожа пошла желтоватыми пузырящимися рубцами с багровыми прожилками вен, на щеке она и вовсе исчезла, провалилась внутрь, обнажая кости и обугленные лохмотья мышц. Половина брови исчезла во вспухших пузырях, глаз затянуло белесой пеленой. А потом эльф моргнул. Иллюзия — иллюзия ли? — исчезла, и перед Торином Дубощитом, Королем-под-Горой, Королем-без-Горы вновь оказалось ровное, глаже, чем у мраморной статуи, надменное лицо эльфийского владыки с полыхающими от гнева глазами.

Уже позже, сидя в камере в одной исподней рубахе и слушая, как пролетом ниже причитает по своим травам Оин, чертыхается над сбившимися в колтуны волосами Нори, а племянники дразнят охрану, перекидываясь неисчерпаемым запасом услышанных на ярмарках Минхириата похабных куплетов, Торин вспоминал состоявшийся в тронном зале лесного королевства разговор. Крутил сказанные, выкрикнутые, выплюнутые слова и так и этак, обдумывал фразы. Словно пустую породу из старательского лотка отсеивал тяжелый глухой осадок собственных обид и гнева и пристально вглядывался в проступающие на дне золотыми искрами детали молнией мелькнувшего у него в голове плана. Ибо, что бы не плел ему Таркун, превознося до небес неоценимые достоинства подсунутого отряду взломщика, сам Торин, отправляясь в этот Поход, ни на миг не позволял себе забыть о том, что в конце пути его ждет дракон…

Но то было потом. А здесь, сейчас, в огромном чертоге, который для привычного к ровным линиям и четко выверенным геометрическим пространствам кхузда казался одним сплошным лабиринтом, владыка Трандуил, презрительно скривившись, выпрямился во весь свой немалый рост, повернулся к трону и повел рукой, отдавая безмолвный приказ неподвижно замершей на ступенях страже. И тогда-то, подчиняясь внезапному, неясному тогда еще чутью, Торин глухо сказал в высокомерно выпрямленную спину:
— Погоди. Давай обсудим условия.

Глава 1

Разумеется, никаких условий обсуждать в этом огромном, похожем на вычурный скворечник тронном зале, открытым ушам Махал ведает скольки остроухих, не стал бы ни сам Трандуил, ни тем более Торин. Лесной король надолго задержал на нем взгляд стеклянных, как у ленивой, осоловелой осенней рыбы глаз, а потом, ни слова не говоря, изогнул бровь ничуть не изменившимся за прошедшие сто семьдесят с лишком лет движением и кивнул страже.

Связывать Торина не стали: направляя тычками в нужную сторону, отконвоировали до нижних уровней, где располагались темницы. Отряд, как оказалось, разместили в камерах по соседству.
— Erye?* — удивленно вопросил вышедший на звук их шагов стражник с тяжелой связкой ключей на поясе, и один из конвоиров, усмехнувшись, ответил нарочито на Вестроне, с трудом справляясь с согласными.
— Hir nin** Трандуил не изволил желать, чтобы этими животными пропахли все его темницы.

Торин смолчал сам и тяжелым взглядом заставил Нори, уже изготовившегося доступно объяснить остроухим кто тут животное, поспешно захлопнуть рот. Мальчишки, когда его провели мимо, приникли к решеткам, радостно засверкав глазами. Как и остальные, они были в одних штанах, сапогах и исподних рубахах, а потому Торин не особо удивился, когда, прежде чем открыть дверь темницы, высокий темноволосый стражник многозначительно посмотрел на его меховой кафтан. Шубу было жаль: доспех не единожды сослужил ему добрую службу, но поднимать бучу из-за такой малости не стоило. Мелькнувшая в тронном зале мысль беспокойно ворочалась внутри, и Торину не терпелось остаться одному и все обдумать. Он взглядом успокоил зло сопевшего из соседней камеры Двалина и принялся расстегивать широкий пояс.

Одежду унесли, но в узилище было тепло, не взирая на близость шумевшего водопада, по обе стороны которого располагались темницы. Торин машинально коснулся камня рукой: песчаник не самый твердый, но дверные петли утоплены на совесть, не выломаешь.

— Крепко сидит, зараза, — мрачно прокомментировал Двалин, заметив его жест. Торин кивнул.
— Он предложил сделку? — донесся снизу встревоженный голос старшего Фундинуила, и в камерах разом стало тихо.
— Предложил.
По узилищу прокатился быстрый шепоток.
— Он попросит многого, — мягко произнес Балин, и голоса остальных снова стихли, — но мы не в том положе…
— Я знаю, — оборвал Торин, и добавил, смягчая тон, — и я благодарен за мудрый совет.

Он скользнул ладонью по толстым витым прутьям решетки, усмехнулся — остроухие даже двери темниц не преминули украсить незатейливым листвяным узором — и повысил голос.
— Пока рано о том говорить. Подождем. Послушаем, какова будет цена. А сейчас всем отдыхать, раз уж «хозяева» любезно предоставили нам такую возможность, — нарочито подпуская в голос веселья, закончил он. Раздались облегченные смешки, кхазад снова загомонили, а Торин отошел вглубь камеры, опустился на выдолбленное прямо в скале подобие ложа, накрытое тонким, набитым душистым папоротником матрасом и, закинув руки за голову, прикрыл глаза. У него было ощущение, что ждать придется долго.

Лесной владыка выдерживал паузу несколько дней. Впрочем, Торин и не ожидал иного. В камерах было тепло и сухо, кормили пусть не разносолами, но сытно и регулярно. Кхазад отоспались, залечили синяки и царапины, привели в порядок бороды и косы. Судя по характерному звуку, доносившемуся из камер племянников, они уже вовсю украшали ровные голые стены, используя пряжки с застежек на сапогах и нижних ремнях. Торин примерно представлял, что за красоту они наводят, и искренне надеялся, что ему доведется увидеть реакцию Трандуила. Сам он, вполуха следя за тем, чтобы в досужих разговорах, которыми развлекался отряд, не прозвучало ненароком имени или иного упоминания об их четырнадцатом спутнике, предавался размышлениям на совсем иную тему, нежели цена, которую могла заломить за освобождение непомерная жадность лесного короля.

За ним пришли на закате шестого дня. Гномы затихли. Торин долго ощущал спиной мрачный взгляд Двалина и был благодарен, что стража остановилась, дабы завязать ему глаза, когда темницы уже скрылись за поворотом. Вели его не меньше четверти часа. Идущий сзади эльф задавал направление прикосновением твердой руки. Ощущение простора постепенно ушло. Гора вокруг стала ощущаться плотнее, эхо его тяжелых шагов гулко отражалось от ставших куда более близкими теперь стен. Эльфы двигались по своему обыкновению неслышно. Торин машинально считал повороты и шаги. На седьмой сотне стражник предупреждающе сжал его плечо, заставляя остановится. Рядом негромко прошелестели голоса, его подтолкнули вперед и сдернули с глаз повязку.

Стены каменного чертога, в котором он оказался, были украшены искусной резьбой. Изваянные в светлом камне массивные стволы деревьев служили своеобразными колоннами, а переплетение ветвей образовывало густые, подобно настоящей лесной чаще, своды. Здесь и там с потолка свешивались изящные светильники. Пляшущие за толстым разноцветным стеклом языки огня отбрасывали на потолок причудливые тени, создавая иллюзию трепещущей на ветру листвы. В центре зала стояли изящный столик и два кресла с высокими резными спинками, деревянная ширма скрывала от взглядов один из затемненных углов. Иной мебели в помещении не было, а по еле заметному сквозняку Торин догадался о наличии как минимум двух ходов, ведущих в смежные, более открытые помещения.

— Признаться, я удивлен.
Торин неторопливо, с достоинством обернулся: Трандуил стоял в почти незаметном на фоне затейливой резьбы коридоре. В этот раз на нем было одеяние багряно-охряных оттенков неба на закате: по крайней мере, от него не рябило в глазах каждый раз, когда эльф двигался.
— Чем именно? — Король-под-Горой скрестил на груди руки.
— Готовностью прислушаться к голосу разума, — эльф чуть склонил голову, медленно обходя Торина по кругу, словно диковинное животное в зверинце, — я помню тебя другим, Торин, сын Трайна, сына Трора.

— А я удивлен, что ты вообще меня помнишь, — Торин склонил голову, непривычно легкие без золотых заколок концы кос скользнули по плечам. Губы лесного короля дернулись в странной гримасе и, завершив полный круг, он остановился перед кхуздом.
— У нас долгая память, — проговорил он, глядя сверху вниз немигающим, как у змеи, взглядом, — мы никогда не забываем нанесенных обид и невыполненных обещаний.
— Обещания принято спрашивать с тех, кто их давал, — отозвался Торин, не показывая виду, что от необходимости смотреть на Трандуила снизу вверх у него затекает шея.

Глаза эльфа сузились, но на бледном лице не дернулся ни один мускул.
— Верно, но, возвращая царство своего деда, ты берешь на себя и его обязательства, Торин, сын Трайна, сына Трора, — губы эльфа сложились в холодную улыбку. Торин стиснул челюсти.
— Я не мой дед, — с вызовом ответил он. По лицу лесного короля скользнула мимолетная, как блик на лезвии меча, улыбка.
— Тогда давай договоримся с тобой, Торин Дубощит.

Он плавно повел рукой в сторону стола: камни на унизанных перстнями длинных пальцах вспыхнули яркими искрами. Похожий на крыло рукав изящными складками съехал к локтю, обнажая тонкое гибкое запястье. Торин представил, как хрустнут тонкие кости под бледной кожей, если он сожмет это запястье своей пятерней, как потечет кровь, если на нем при этом будет латная рукавица, и сел, не заставляя просить себя дважды.

Эльф наполнил изящные — серебро и горный хрусталь — бокалы и опустился в кресло напротив. Вино пряно пахло сладкими лесными ягодами. Трандуил со снисходительной улыбкой пригубил первым. Торин сделал вежливый глоток и постарался не скривится: приторная сладость обволокла рот, вязко осела на языке. Эльф поставил бокал на полированную столешницу: одно из колец тоненьким колокольчиком звякнуло о хрустальную грань. Торин поставил свой, нарочито проскрежетав по инкрустированной поверхности. Трандуил прикрыл глаза и явственно сосчитал про себя до десяти.
— Какую помощь ты мне предлагаешь? — спросил Торин, пряча ухмылку.

Эльф вновь изобразил приятную улыбку, но глаза его оставались расчетливыми и холодными. Торин подумал, что, пожалуй, последний раз видел в них неподдельное подобие эмоций в тот день, когда лесной король получил у деда жесткий от ворот поворот.
— Полагаю, ты согласишься со мной в том, что ты и твои спутники оказались в весьма затруднительном положении. Тропы Мирквуда коварны и могут погубить тех, кто знаком с ними лишь по картам.
— Ну, паучья ты и впрямь тут развел немерено, — кивнул Торин, и лицо эльфа застыло напряженной вежливой полумаской.

— Дело не только в этих мерзких отродьях Унголианты. Злая воля довлеет над лесом за пределами моего королевства и без помощи тебе, сын Трайна, эти тропы не одолеть. И я ее тебе предлагаю. Мы вернем оружие, восполним то, которого вы лишились, — по губам эльфийского владыки скользнула легкая улыбка, — мне доложили, что у одного из твоих спутников был лук. Мы снабдим вас таким количеством припасов, что его хватит на весь путь до Одинокой Горы. Кроме того, я обещаю тебе и твоим спутникам безопасный проход до той границы моих владений, какую ты укажешь.

Торин покрутил бокал за изящную, выполненную в виде стебля цветка ножку:
— А взамен?
Ресницы лесного короля на миг дрогнули.
— Я прошу лишь то, что было мне обещано, — он вперил в кхузда упрямый взгляд, в глубине которого холодным огнем пылала давно вынашиваемая жажда, — то, чем у меня есть полное право обладать, не больше.

Торин криво усмехнулся, сделав еще глоток.
— Белые камни Ласгалена… Не многовато ли за колчан стрел, запас лепешек и конвоиров?
— Провожатых, — поправил эльфийский владыка с сухой полуулыбкой, — и позволь тебе напомнить: на много миль окрест нет никого, кто предложит тебе, Торин Дубощит, даже такую малость, — он придвинул к нему небольшое блюдо с ягодами.
Торин протянул руку, взял одну и повертел в пальцах мясистый темный плод.
— Интересная сделка: ты провожаешь нас до границы леса, куда мы и так бы добрались, не окажись мы у тебя в темницах, и получаешь самоцветы, которые стоят двух таких дворцов, как этот.

Уголок рта эльфа дернулся, глаза сузились.
— Камни надо еще добыть, Торин Дубощит. И, как ты справедливо заметил, мне хватает забот и в границах своих владений. А посему я прошу лишь твоего слова, что самоцветы будут переданы мне в случае, если твое предприятие увенчается успехом. И слова, что тоже обязательство ляжет и на твоих наследников.
Торин усмехнулся, закидывая ягоду в рот. Она оказалось неожиданно водянистой: с уголка губ потек сладкий сок. Взгляд лесного короля потяжелел, а в следующий миг он плавно поднялся. Складки богатой мантии багряным водопадом пали на каменный пол у его ног.
— Таковы мои условия, Торин, сын Трайна, сына Трора, и других не будет. Подумай. Если желаешь, посоветуйся со своими спутниками. Я даю тебе семь дней. Tirno!***

В залу с легким поклоном вошли давешние стражники. В руках у одного уже был приготовлена повязка, но прежде чем плотная темная ткань опустилась ему на лицо, Торин успел заметить брошенный на него из-под ресниц взгляд лесного короля, полный той же жажды, что загоралась в них при упоминании о камнях Ласгалена.

В ожидании его возвращения кхазад перебрасывались негромкими фразами: насколько мог судить Торин, высчитывали, когда настанет тот самый День Дурина. Хорошо хоть догадались говорить не на всеобщем, а на кхуздуле. При виде него и стражников узники разом замолчали, но, когда узбад был водворен на прежнее место, а эльфы скрылись в переплетении перекинутых с одной стороны ущелья на другую изящных мостиков, загомонили все разом. Как Торин и ожидал, мнения отряда разделились. Те, кто, как Балин, помнили искусную работу эреборских мастеров и баснословную цену камений, или были прижимисты, как Глоин, или просто из старшего поколения, сполна хлебнувшего невзгод в долгие полуголодные годы после Азанулбизара, встретили предложение лесного короля возмущенным ворчанием. Всегда равнодушный к цацкам Двалин только пожал могучими плечами. Те же, что были помоложе и уже не первый день изнывали от вынужденного безделья, любой ценой рвались продолжать путь, не особо задумываясь о ждавших их впереди призрачных пока сокровищах.

В этот вечер так ни до чего договорится и не удалось, впрочем, все понимали: как бы ни обернулись события, решать все равно будет Торин. Спустилась ночь. Эльфы погасили немногочисленные светильники. Шумная лента водопада, надвое разделяющая ущелье окрасилась просачивающимся откуда-то сверху серебристым сиянием луны. Голоса гномов один за другим затихли. На узкий выступ в двадцати футах выше, откуда было видно все камеры, время от времени выходил стражник: лунные блики окутывали его фигуру призрачным мерцанием. Торину не спалось. Он сполз с лежака, заплел гриву в простую домашнюю косу, уперся в пол могучими кулаками и принялся отжиматься. Тело действовало в давно привычном ритме, мысли текли спокойно.

Трандуил — признавал Торин — крепко держал его за яйца. Он ничего не терял, отправляя с кхазад пару дюжин «провожатых», возвращая Фили его кинжалы да снабжая отряд припасами. Но в случае успеха — а в нем Торин, в отличие от многих, ничуть не сомневался — крепко связывал и его самого и его наследников обещанием вернуть вожделенные цацки. Торин помнил сияние, исходившее от заботливо подобранных один к одному прозрачных, как слезы, камней, помнил искусное плетение мерцающих нитей драгоценной огранки. Над заказом многие месяцы трудились самые искусные мастера Эребора, но дед разорвал сделку буквально в последний момент. Он помнил холодную ненависть в глазах эльфийского владыки, покидавшего тронный чертог Эребора не солоно хлебавши. Отец, когда Торин спросил его о причинах, зло и длинно выругался на кхуздуле. Правда Торин, едва разменявший тогда второй десяток, понял лишь предлоги, да про застившее разум золото. А дед забрал у обескураженного старшины ювелиров ларец и, поглаживая искусную резьбу на крышке, спустился туда, откуда вообще в последнее время редко выбирался — в сокровищницу.

Торин встряхнулся, прогоняя возникшее перед глазами воспоминание о грудах золота, сиявших в свете факелов так, что глазам было больно. Я не мой дед — напомнил он себе, с усилием пристукивая костяшками пальцев по каменному полу. Конечно, по сравнению с сокровищницей Эребора камни Ласгалена были лишь каплей в море, и все же вот так просто соглашаться обменять их на запас лепешек не хотелось. Он остановился, заложил левую руку за спину, приготовившись отжиматься на правой, и замер: о решетку еле слышно поскреблись. Подавив первый порыв встать и приблизиться вплотную к прутьям, Торин заставил себя отжаться еще пару десятков раз, и только тогда неторопливо распрямился, вновь уловив не только прежний звук, но и еле слышный, раздраженный шепот взломщика:
— Торин!

Он ухмыльнулся в усы, отер о штаны запачканные руки и сел в дверном проеме, прижавшись к прохладным прутьям разгоряченным упражнениями боком. Очертания приземистой фигуры полурослика смутно угадывались в темном углу по ту сторону решетки.
— Где вы, позвольте вас спросить, пропадали, мастер Бэггинс? — едва шевеля губами произнес он и в ответ раздалось заполошное:
— Да тише же!
Торину показалось, что в руках у хоббита что-то блеснуло, и в следующий миг он совсем растворился в тени камней, куда не доставали даже слабые отсветы луны, играющие в струях водопада.
— Я все время был здесь! Этот дворец просто огромный, его не так-то просто обыскать.
— Но, полагаю, вы справились.
Хоббит фыркнул.
— Через главные ворота никак не пробраться, их постоянно охраняют, — проговорил он и Торин машинально кивнул, — но позавчера я сумел наведаться в погреба и, мне кажется, если мы сможем…

Наверху забрезжил свет фонарика: на уступ вышел стражник. Торин не повел и ухом, прислонившись головой к решетке, но когда свет снова померк, и он еле слышно окликнул в темноту: — Мастер Бэггинс? — в ответ раздалось лишь короткое: — Потом. Я снова приду, когда разведаю все получше, — и по камням прошелестело еле различимое эхо босых хоббичьих ног.

Торин покачал головой и запустил пальцы в волосы, расплетая косу. Двалин задумчиво прокомментировал из соседней камеры:
— Надеюсь, у зайца что-нибудь выгорит.
Торин промолчал.
— Что думаешь делать?
Торин улегся на слабо пахнущий травами матрас, закинул руки за голову:
— Как всегда — то, что должен.
Двалин понимающе хмыкнул:
— Добро.

Они замолчали. Снаружи мерно шумел серебристыми струями говорливый водопад.

Глава 2

Во дворце явно к чему-то готовились: это было понятно даже здесь, в темницах, куда помимо стражи редко кто захаживал. Сверху, где располагались караульные помещения, то и дело доносились оживленные голоса, смех и обрывки песен. Охранники по-прежнему то и дело выходили на уступ над камерами, но задерживались все меньше. Балин порылся в памяти, с помощью Ори высчитал теперешнее число, но припомнить каких-либо значительных празднеств не смог. Ответ, однако, пришел с неожиданной стороны.

Вечерело. Узилище было освещено несколькими светильниками, свешивающимся с невидимого из камер высокого потолка, да слабыми отблесками клонящегося к закату солнца в струях водопада. Торин дремал, закинув руки за голову. Срок, назначенный лихолесским королем на раздумья, истекал через несколько часов. Решение было принято, и следовало использовать малейшую возможность для отдыха, покуда такая была. Сквозь полудрему ему слышались голоса: Кили и чей-то еще, явно не мужской. Узбад смутно подивился, откуда бы тут, в темницах, взяться эльфийской девице, а потом вспомнил, кто заправляет здешней стражей и проснулся окончательно.

Кили разливался соловьем. Звезды в его представлении, оказывается, были далекими и холодными. Красная луна на перевале представала словно наяву во всем своем великолепии, вот только Торин хорошо помнил тот конкретный переход: обозленные ворчливые люди, трудная тропа, ледяной пронизывающий ветер, в первый же день ухнувший в пропасть пони с припасами. Все пять дней, что они шли через горы, младший скакал по камням вокруг медленно ползущего по неровной тропе каравана и бил все, что только можно было отправить в котел: будь то суслик или мелкая пичуга. На привалах он отрубался чуть ли не носом в миску и подымался задолго до рассвета, чтобы подкараулить первых птиц. А вот поди ж ты — луну-то, оказывается, углядел…

Сверху донесся взрыв мелодичного смеха.
— Похоже, у вас там гулянка, — услышал Торин голос Кили: само восхищение, наивность и вполне вероятно широко распахнутые темные оленьи глаза.
— Сегодня Владыка Трандуил вплетает в свою корону багряные листья падуба. Пора firith**** пришла погостить в его лесах и угодьях, — судя по звуку, эльфийка крутанулась на месте, словно очерчивая для Кили границы тех владений, о которых шла речь. Голос ее разнесся высоко и звонко.
— Лесной народ откроет бочки с вином, хранящим тепло летнего полудня, возблагодарит Йаванну за дары и встретит narbeleth***** с беспечальным сердцем…
Двалин, сидя у решетки своей камеры, довольно ухмыльнулся в усы: учить Кили тому, что узбад пренебрежительно называл «охмуреж» было его идеей. А вот поди же ты: пригодилось.

Эльфийка вскорости ушла, а Торина охватило вдруг неясное беспокойство, какое случается перед давно и хорошо обдуманным делом, когда все приготовления уже завершены, но время сделать первый шаг еще не настало. Он поднялся на ноги, не в силах усидеть на месте. Несколько раз смерил узкую камеру шагами, поминутно прислушиваясь, и почему-то решил, что именно сейчас, в любую секунду у решетки может появиться хоббит. Но ничего не происходило. Алые отблески медленно угасли в шелесте темных струй водопада. Пленникам принесли ужин, но к лепешкам Торин не притронулся. Двалин поглядывал с беспокойством, но с расспросами не лез.

Стемнело окончательно. Стража погасила все светильники, кроме одного, наверху у караульни. Отряд затих, устроившись еще на одну ночь. Торин сидел на полу, подтянув к груди левое колено. Минуты медленно утекли прочь. В какой-то момент внутри у него вскипела ярость: эльфы праздновали наступающую осень, близился День Дурина, в который ему во что бы то ни стало надо было оказаться у потайной двери, а они застряли в подземельях у капризной лихолесской феи. А впереди по-прежнему ждал дракон… Ярость схлынула, так же как и пришла. Узбад вскинул голову, прислушиваясь. Ему показалось, он различил за поворотом знакомый звук босых ног по камням, но на отполированный песчаник упал свет, и из-за поворота вышла стража.

На этот раз ему тоже завязали глаза, но рука эльфа на плече была куда менее твердой. Фитили изящных светильников в покоях Трандуила были прикручены. В углах зала колыхались зыбкие тени. В первый момент Торин решил, что чертог пуст, но потом полумрак дрогнул, поплыл складками богатого одеяния цвета вечерних сумерек. На спину лесного короля плеснули до того перекинутые через плечо мягкие белые волосы, почти совсем невидимые из-за украшающего венец плетения золотых и багряных листьев. Эльф несколько секунд смотрел на него не читаемым взглядом льдистых глаз, потом поднес к губам высокий бокал с густым, красным вином и допил его одним долгим глотком.

В наступившей тишине были отчетливо слышны отголоски царящего во дворце празднества.
— Срок вышел, Торин Дубощит. Каким будет твое решение? — Трандуил говорил ровно, но Торин ощущал в словах нотку раздражения, словно в том, что назначенный самим лесным королем срок совпал с ночью эльфийского праздника, была вина Торина. Он склонил голову набок. Тщательно взвешенные, подобранные и обдуманные за седьмицу слова вдруг показались лишними. Тело переполнила легкость, которую Король-Под-Горой ощущал порой в мгновенья смертельной опасности, будучи со всех сторон припертым к стене, когда разум переставал биться в поисках выхода, а тело преодолевало грань, за которой свойственный любому созданию Единого инстинкт, требующий искать спасения собственной жизни, отступал на второй план перед важностью поставленной задачи.

— Что, вот так сразу к делу? Даже вином не угостишь? — словно со стороны услышал Торин свой собственный голос. Темная бровь лесного короля, казалось, коснулась кромки волос. Рот дрогнул, губы сжались. Светлые глаза потемнели, прищурившись. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом, не сводя с Торина ледяного взгляда, подхватил со столика наполовину полную бутыль из темно-красного стекла, наполнил второй бокал, протянул кхузду и вылил себе остатки. Его длинные пальцы не дрогнули, когда Торин, забирая питье, коснулся их будто случайно, но костяшки побелели.

Торин неторопливо опустился на стоящее подле столика кресло с высокой спинкой, удобно поставил ногу на узкое — явно не под гномий зад — сиденье и, поднеся бокал к губам, сделал долгий глоток. Вино было холодным, терпким и мягко пощипывало нёбо и язык послевкусием незнакомой травы. Торин повертел бокал, глядя, как плещется по хрустальным граням темная жидкость. Вот теперь можно было переходить к плану.

— Ну что ж, владыка. Условия твои справедливы, да и деваться мне особо некуда, — он развел руками и с удовольствием отметил мелькнувший в глазах эльфа довольный огонек, — припасы и провожатые на этом пути сослужат мне и моим спутникам добрую службу.
Эльф склонил голову в вежливом поклоне и опустился в кресло напротив с той же величественной грацией, с которой приземлял свой царственный зад на трон. В бокалы потекло вино из другой — зеленого стекла — бутылки.

— Отрадно видеть, что ты начинаешь свой путь к возвращению престола с разумных решений, Торин Дубощит.
Торин отсалютовал бокалом и сделал пару глотков — Трандуил допил все и вновь долил до краев обоим.
— Давай обговорим детали, прежде чем пачкать чернилами добрый пергамент, как говорят мои советники.
В глазах эльфа промелькнула снисходительная усмешка.
— У тебя мудрые советники, Король-под-Горой. Какие детали тебя интересуют?
Торин потер подбородок.
— Мы должны выйти завтра поутру.
Эльф откинулся в кресле, поднеся украшенный изящным перстнем палец к полным губам. В установившейся тишине отчетливо были слышны отголоски царившего во дворце веселья. Торин усмехнулся.
— Добро, послезавтра.
Эльф согласно кивнул и снова пригубил вино.

Торин скрупулезно перечислил все отобранные у членов отряда пожитки, включая собственную шубу, топоры Двалина, семейные портреты Глоина и две дюжины потайных метательных ножей Фили, добавив и те четыре, что эльфы не нашли, а отобрали с кафтаном, посчитал на салфетке вес провизии, положенной каждому гному, помноженный на продолжительность пути. Они немного поспорили над тем, должны ли провожатые нести дополнительный провиант с учетом того, который будет израсходован за те несколько дней, пока отряд будет добираться до границы владений лесного короля, но в итоге Торин сдал эту позицию. В конце концов, она была нужна только для того, чтобы влить в Трандуила побольше, а с этим лесной владыка по счастью прекрасно справлялся сам.

Удовлетворенно кивнув, Торин откинулся на спинку кресла — та жалобно затрещала — и пододвинул к лесному королю свой бокал.
— Пожалуй, это все, владыка.
Разливавший очередную бутылку Трандуил поднял удивленный взгляд и вино плеснуло мимо.
— Теперь перенеси это на пергамент и можно будет ударить по рукам, — сердечно сказал Торин и добавил, прежде чем эльф успел открыть рот, — впрочем, мне кажется, что мы еще не обговорили место, куда нас надобно будет проводить.

Трандуил молча оглядел исписанные столбиками цифр салфетки с ручной вышивкой и поднялся, шелестя богатым одеянием.
— Карты у меня в опочивальне, Дубощит. Можешь взглянуть.

Комната, вопреки ожиданиям Торина, оказалась не очень большой. Резьба по камню в виде неизменного растительного рисунка так искусно соседствовала здесь с настоящими растениями, что для неискушенного наблюдателя чертог представлялся ажурной лесной беседкой, увитой зеленою листвою, сквозь которую здесь и там просачивались щедрые лучи полуденного солнца. Широкое ложе в глубине опочивальни было скрыто от посторонних глаз тончайшими кисейными занавесями, создававшими иллюзию зыбкого утреннего тумана. Под изящными светильниками из оранжевого стекла, подвешенных на изящных — гномьей работы — цепях, отчего казалось, что пламя пляшет прямо в воздухе, стоял стол с пергаментами и картами. Шагнув к нему, Торин разгадал причину сквозняка, который заметил еще в тот, самый первый раз, когда его привели в покои лесного владыки. Изящная арка и полдюжины ступеней соединяли опочивальню с горячими источниками.

Он подошел к столу. Карты у остроухих были недурные: там, где у его народа и у людей Лихолесье представляло собой сплошной ковер лесной чащи, разделенный лишь Старой лесной дорогой да тонкими нитями притоков Лесной реки, у эльфов лес был исчерчен целой сетью троп. Были помечены овраги, пригорки, высокие и годящиеся для наблюдений деревья, а также десятки мелких речушек и под сотню ручейков. Некоторые, отметил Торин, были закрашены черным, другие оставались голубыми, видимо, отличая отравленные или зачарованные воды от безопасных. Множество мест вблизи лесного королевства были отмечены значком паутины, и Торин мысленно сморщился: даже если бы они не сбились с тропы и не заплутали, не угодить к паукам надежды практически не было. Потирая подбородок, он окинул карту долгим ленивым взглядом, но лесной король занялся очередной бутылкой и намерений его торопить не выказывал.

Эребор, прекрасный и грозный, был всего лишь в нескольких сотнях лиг по прямой. Главное, выйти на границу владений лихолесской феи, а там можно было дойти за пару седьмиц хорошим бодрым шагом хирда на марше. Если бы здесь были окна, то Торин увидел бы сверкающую вершину Одинокой горы на фоне густого вечернего неба… Если, конечно, покои Трандуила располагались с северной стороны каменистых холмов, в которых остроухие выкопали себе муравейник. Он незаметно вздохнул. Этот момент в его плане был одним из самых слабых мест, и он надеялся, что получится сымпровизировать.

— Владыка? — окликнул он, наклоняясь над пергаментом. Карта была не военной — да Торин бы и вовсе перестал уважать лесного короля, окажись таковая брошена на виду так же небрежно как эта — но чертоги Трандуила были отмечены просто витиеватой записью над грядой холмов, окруженных жидким лесом.

Одеяние эльфа прошелестело по полу. Вспыхивающие искрами темные складки дорогой ткани коснулись рукава простой исподней рубахи Торина.
— Больно мудреные у тебя карты, владыка, — Торин, глянув на белобрысую жердь снизу вверх, подпустил в улыбку безрассудной хмельной искренности, — никак не соображу, где мы.
Эльф вздохнул надменно-снисходительно и, надломив гордый стан в районе поясницы, указал на один из склонов.
— Здесь, Дубощит.

— Вот оно что, — Торин задумчиво поскреб короткую бороду и нарочито пошевелил губами, будто мысленно прикидывал про себя маршрут.
— Провожатые могут доставить тебя сюда, — длинный палец указал на самую восточную точку гряды, где располагался его дворец, — тропы у Лесной давно знакомы моему народу и, хотя сейчас ими редко пользуются, пройти там можно. А за пределами леса отродья Унголианты тебя уже не потревожат. Или сюда, — палец сдвинулся, указывая на точку на северо-востоке, западнее Долгого озера и Быстротечной, — но там местность более пустынная и разведанных троп не много. Мой народ редко там бывает.

Торин кивнул. Начать отсюда значило бы идти напрямик через пустоши, тогда как дорога вдоль озера предполагала визит в Эсгарот.
— Благодарю, владыка. Этот путь, — он упер в карту согнутый палец, почти соприкасаясь ребром ладони с алебастровой дланью лесного короля, — пожалуй, подойдет мне и моим спутникам более всего.
Дыхание эльфа участилось — во всяком случае, Торин надеялся, что ему это не показалось. Он отсалютовал кубком и поднес его к губам, нарочито целясь мимо. От уголка рта вниз побежала липкая струйка, скатилась по бороде, пощекотала горло, сползла ниже, впитываясь в ткань исподней рубахи и застревая в волосах на груди. Полуприкрывшему глаза Торину было отлично видно, как эльф, словно забывшись, следил за ней голодным взглядом.

«Ах ты ж, блядь ты лихолесская», — весело — не прогадал все-таки! — и беззлобно подумал он, аккуратно опуская бокал на стол и медленно облизывая пальцы. Кадык эльфа в вырезе высокого стоячего воротника дернулся и, разворачиваясь к лесному владыке, Торин вновь ощутил давешний хмельной азарт.

Шелковая лента белобрысых волос намоталась на кулак, как ручная, кости алебастрового запястья сладкой музыкой скрипнули в крепком гномьем кулаке. Не самая удачная поза для начала, но Торин, пока работал в людских поселениях за крышу и еду, и не с таким раскладом научился выигрывать. Он солнечно — ну он думал, что солнечно, хотя Дис, сестричка, назвала бы его оскал волчьим — улыбнулся, рванул эльфа к себе и укусом-поцелуем запечатал надменные губы. Тот сдавленно охнул, выпустил бокал — хрусталь зазвенел, вдребезги разбиваясь о каменный пол — и Торин почувствовал, как намокает от вина рубаха и складки тяжелого эльфийского одеяния.

Опомнился Трандуил быстро. Торин аж порадовался — веселее будет — когда почувствовал, что эльф заскреб зажатой между ними рукой, пытаясь достать не то до меча, не то до рукояти кинжала. Разумеется, ни то ни другое в планы Торина не входило. Он отпустил руку Трандуила, наматывая гриву еще в один оборот, и легким, как в старинном танце движением зайдя справа, пока лесной король корчился, не решаясь лишиться волос, врезал ему под колено подкованным железом сапогом. «Догола в следующий раз раздевать будешь», — с мрачным удовлетворением подумал он, глядя, как эльф рухнул на пол, судорожно хватая ртом воздух.

Скрутить его дальше оказалось легче легкого. При всей их разнице в росте Торин был тяжелее, а лишенному подвижности эльфу даже длинные и сильные, как у всякого мечника, руки не помогали: полы и рукава парадного одеяния, наполовину прижатые его собственным телом, наполовину коленями Торина, не давали ему даже двигаться толком, а не то что сопротивляться. Через несколько мгновений сосредоточенной борьбы Торин ткнул его мордой в пол, крепко уселся на поясницу и, с наслаждением потянув на себя намотанную на кулак шелковую ленту белых волос, заставляя высоко поднять голову, стащил с головы унизанный листьями и ягодами шипастый венец.

— Я тут подумал, владыка, — он приподнялся, заводя правую руку эльфа за спину, и предупреждающе накрыл сапогом ладонь другой, когда пальцы Трандуила потянулись за осколками бокала, — все-таки мало ты мне даешь взамен того, о чем просишь.
— Тогда я предлагаю тебе вернуться в узилище и подумать еще, — прошипел эльф, сверкая потемневшими от злобы и бессилия глазами, — возможно, через несколько лет условия покажутся более приемлемыми.

Торин рассмеялся.
— Не стоит откладывать этот вопрос так надолго.
Трандуил зашипел, дернулся всем телом, пробуя сбросить его с себя, но Торин прижал вывернутую руку короля к спине коленом и потянулся за второй.
— Грязное животное, — на напряженном белом горле тяжело ходил кадык, — ты сгниешь у меня в подвалах.
— Ага, — Торин подмял его вторую руку коленом и потянул из шлевок нижний ремень, — только для этого тебе придется стражу все-таки позвать. Валяй, если хочешь.

Эльф под ним изогнулся — Торину пришлось налечь всем телом, чтобы не дать ему вырваться — зашипел, сжимая губы в тонкую злую линию, но не издал более ни звука. На бледных щеках медленно разгорался гневный румянец.
— Так я и думал, — усмехнулся Торин, захлестывая заломленные руки короля своим ремнем и натуго связывая свободный конец и длинные волосы. Трандуил только шипел сквозь стиснутые зубы: теперь возможности освободится иначе, как выдрав половину собственной гривы, у него не было.

Торин не торопясь задрал полы его тяжелого одеяния, распинал в стороны длинные ноги, попутно освободив лесного владыку от кинжалов, спрятанных в голенищах высоких сапог из мягко выделанной кожи. Когда он запустил пальцы под пояс плотных штанов из гладкого, приятного на ощупь материала, эльф попытался ударить его ногой, и Торин, не сдерживая сил, с наслаждением врезал ему кулаком по почкам. Эльф замычал, задыхаясь. Искусный узел, которым были прихвачены его волосы, не давал опустить голову, малейшее движение казалось лишало его все новых и новых прядей.

— Что ты задумал? — выдавил он, и Торин видел, с каким трудом дался ему этот вопрос.
— Мне казалось, мы уже решили: ты слишком мало даешь, — Торин фыркнул, когда высокие бледные скулы зарделись румянцем, — да, и в этом смысле тоже.
— Ты не посмеешь, — прошипел эльф, хотя уверенности в его голосе ощутимо поубавилось. Торин рассмеялся.
— Я-то как раз и посмею, владыка, и сдается мне, — он скользнул рукой под разведенные бедра эльфа и, прихватив горстью натянувший мягкую ткань штанов длинный тонкий колом стоящий уд, пророкотал ему на ухо, — не больно-то ты и против.

Он нашел большим пальцем мягкое местечко позади яиц, погладил неприметную складку кожи прямо сквозь ткань и лесной владыка дернулся навстречу его прикосновению и замер, не то устыдившись, не то испугавшись этого движения. Торин крепче прижал член ладонью, лаская ствол разведенными пальцами.

— Грязное похотливое животное, — прошипел Трандуил. Растрепавшиеся волосы, упавшие на искаженное лицо, взметнулись от тяжелого дыхания. Потемневший взгляд полыхал ненавистью и в то же время тем, что Торин хорошо научился различать за долгие годы тесного соседства с людским племенем: похотью. Это распаленное выражение в обычно надменном взгляде отзывалось приятной тяжестью в яйцах. Низ живота свело от желания и азарта: выебать эту мороженую лесную рыбу так, чтоб у нее искры из глаз посыпались, чтоб расплавились все кости в прямом словно трость хребте, чтоб лесная фея, извиваясь на его хую, обкончала свои дорогие тряпки, чтобы он не смог прямо ходить, чтоб не смог сидеть, чтоб отныне всех, кого занесет в его постель, лесной король сравнивал с ним — с Торином.

Он усмехнулся, спуская портки, нагнулся, крепче прижимая к полу вывернутые назад плечи эльфа, и когда тот дернулся, прогибаясь в спине, чтобы хоть как-то ослабить давление на скрученные узлом волосы, прижался горячим удом к эльфийской заднице и выдохнул в тонкое, просвечивающее на свету ухо.
— Грязное похотливое животное, владыка, на которое ты течешь, как сучка.

Он подцепил ткань королевских штанов пальцами и рванул вниз. Швы затрещали. Эльф издал короткий сдавленный звук задней стороной горла и дернулся навстречу. Ягодицы лесного короля были такими же алебастрово-белыми и безволосыми, как подбородок и щеки. Торин проследил пальцем узкую темную расселину между аккуратными полукружиями. Эльф задышал чаще, кусая губы и бросая на него одновременно ненавидящие и просящие взгляды. Торин усмехнулся, нарочито медленно, чтобы Трандуил видел, собрал во рту слюну и сплюнул между гладких ягодиц. Надменный рот презрительно скривился и перетек в мягкое изумленное «о», когда Торин, задержавшись лишь на миг, чтобы вынуть мифриловое колечко — не для лихолесских блядей делано было — толкнулся внутрь.

Нутро эльфа по-первости показалось прохладным, будто и впрямь сунул уд в снулую осеннюю рыбу, но мышцы стиснулись вокруг него голодно и жадно. Торин остановился, наслаждаясь трепетом сжимавшейся плоти, с которым эльф пытался превозмочь боль от вторжения. Он развел королевские ягодицы пошире, чтобы лучше было видно блестевшее от слюны, растянутое вокруг его толстого багрового члена отверстие и, усмехнувшись, нагнулся к уху Трандуила. Член сместился и он почувствовал, как все тело эльфа прошила дрожь.

— Я погляжу, ты истосковался, владыка, — он двинул бедра вперед, загоняя уд до мягкого шлепка яиц о плоский безволосый зад. Эльф судорожно выдохнул, скосил один глаз: зрачок был большой и темный, словно топаз самой чистейшей воды.
— Среди вас же поди не найдешь того, кому было бы по силам тебя, владыка, вот так завалить, — Торин вынул почти до конца и снова вломился внутрь, крепче выкручивая и без того заломленные руки. Распахнутый рот эльфа задрожал, глаза закрылись, и Торин, не долго думая, дернул его за волосы, — нет, смотри, владыка.

Он облизал ладонь, сунул ее Трандуилу под живот: длинный тонкий уд словно сам скользнул ему в руку. Торин крепко сжал пальцы, и эльф взвыл в голос, трепыхаясь под ним, словно пойманная озорными мальчишками бабочка. Торин сделал еще несколько нарочито медленных движений, позволяя эльфу прочувствовать задницей каждый дюйм, что он загонял в его тело, каждую мозоль и заусеницу на своих пальцах, а потом, ощутив, как тяжелеют яйца и от желания кончить начинает пьяно хмелеть голова, выпрямился, перехватил покрепче бледные бедра и подмигнул:
— Знаешь, владыка, как у людей говорят: «едем до Минхириата, что-то стало херовато, показался уже Рохан — ну а ты еби, не охай».
Судя по возмущенному, но явно поплывшему взгляду, эльф людские присказки не знал, и Торин хмыкнул.
— Я к тому, что ты охай, коли захочется, — и задвигался в том ритме, который любил.

Кончил он позже эльфа и еще несколько минут не слазил с него, наслаждаясь последними, томительно-сладостными толчками, сдавленным мычанием Трандуила и видом на покрасневший, растраханный зад, в котором легко ходил его блестящий от семени уд. Отодвинувшись, он еще некоторое время полюбовался раскинутыми ногами, отпечатками своих ладоней на бедрах и, не глядя, нашарил на столе оставленную лесным владыкой бутылку вина. Белое с кислинкой, оно приятной прохладой прокатилось по горлу. Эльф, неловко вывернувший голову набок — и лишившийся таки при этом нескольких прядей — следил за ним из под полуопущенных век. Торин придвинулся ближе, наклонил горлышко бутылки. Трандуил открыл рот, жадно ловя прохладные струи… и осторожно отводя ногу для удара. Торин, не меняясь в лице, пнул его носком сапога по тыльной стороне бедра и встряхнул за стянутые ремнем волосы.
— Вижу, что мало было, владыка. Ну, а коли так...

На широком мягком ложе было не так удобно: колени утопали в перине, скользили по вышитому гладью покрывалу, но и брыкаться лесному королю было тоже не с руки. Торин подсунул ему под бедра — на правом уже начинал наливаться синяк — подушку-валик и прогнул эльфа в спине так, чтобы каждым движением задевать то место внутри, от которого дыхание лесного владыки прерывалось, а по телу пробегала сладкая дрожь. В этот раз Торин даже не стал касаться его хозяйства, хотя эльф извивался под ним, кусая губы и изо всех сил пытаясь усилить трение члена о мягкий шелк подушки. Когда тот кончил, Торин сдвинул подушку дальше ему под живот, свел ноги вместе и дотрахал его между гладких алебастровых бедер, чувствуя, как перекатываются по уду мягкий член и пустые выжатые яички лесного короля.

После некоторого размышления, когда кровь перестала гудеть в ушах и прилила в правильное место, Торин решил, что встать за бутылкой будет безопасно. И не ошибся. Когда он вернулся, Трандуил дергал руками и неловко елозил животом по длинному, заляпанному белесыми потеками семени валику, не в силах ни выпрямится, ни хотя бы повернуться набок. В петлях ремня виднелись выдранные светлые волоски.
— Если не хочешь в следующие сто лет носить парик — не дергайся, — посоветовал ему Торин, вытащил валик, на полдюйма ослабил захлестывающую руки и волосы петлю… и крепко сжал хозяйство в горсти, когда Трандуил вскинул для удара пятку. Тот замер, мелко и коротко дыша.

— И все-то тебе неймется, владыка, — Торин глотнул из бутылки, поставил ее на выступ в виде широкого листка в богатом резном изголовье ложа и легко перевернул эльфа на спину. Тот зашипел, когда крепкие узлы больно потянули за пряди, но в этой позе было видно как затвердели, выделяясь на бледной коже, алые твердые соски.
— Я ведь еще не раз могу.

Трандуил смерил его с ног до головы — от разметавшейся по плечам гривы до толстого, все еще опадающего члена — долгим, полыхающим, как пламя в горне, взглядом.

— У тебя столько не встанет, — с издевкой прошипел он, но Торин только рассмеялся, бесцеремонно обтерев уд подолом королевского одеяния, крутанул в пальцах мифриловое колечко и вдел его на место.
— Знаешь, у нас говорят — я мужик, пока у меня остался хоть один палец, — подмигнул он, демонстрируя лесному владыке свою широкую пятерню.

Стенки эльфийского зада были гладкими, мягкими и скользкими изнутри. Эльф, насколько ему позволяли перехваченные ремнем волосы, протестующе мотал головой, но тело его отзывалось на прикосновения охотно. Растраханные мышцы охватывали пальцы Торина сначала свободно, с трудом силясь сжаться вокруг приятной твердости, вновь заполнившей зад, но по мере того, как Торин ласкал ту сладкую точку внутри, сходились все плотнее. Торин навис над ним совсем низко, позволяя силящемуся встать члену лесного короля тереться о свое запястье, нахально улыбнулся темным от гнева и похоти глазам и приставил к заду четвертый палец.

— Ты, — задыхаясь, прошептал Трандуил, бессильно выгибаясь навстречу, — ты отправишься навстречу гибели, Дубощит.
Над верхней губой его дрожали мелкие капельки пота.
— Ты найдешь в Горе дракона, и… и… — он прикусил губу, когда Торин вставил четвертый палец внутрь целиком, — он оплетет твой разум коварными речами и каждое твое слово обернет против тебя.
Он попытался свести колени, но Торин без труда пресек это движение и погладил большим пальцем нежный пятачок кожи между задом и яйцами. Трандуил застонал.
— Тебе не достанет сил ни сломить его крылья, ни лишить его глаз, прежде чем он обратит в пепел тебя и твоих спутников, — процедил он, уже без всякого стыда ерзая задом по пальцам Торина. Отвердевший член его перекатывался по животу, — но я, — он облизал пересохшие губы, — я бессмертен.

Торин, улыбнувшись, вставил пальцы на полдюйма глубже. Привыкшие к постоянному давлению мышцы входа болезненно растянулись вокруг костяшек. Зрачки Трандуила превратились в маленькие точки.
— Я, — пролепетал он, дрожа всем телом на волнах сотрясающего его сухого оргазма, — я п-подожду…

Член, подрагивая, еще выплескивал на алебастровый живот лесного короля последние капли прозрачного семени, а тот обмяк, будто сраженный. Торин окинул его презрительным взглядом, вынул пальцы и принялся за работу: времени у него было мало.

Владыка Лихолесья пришел в себя через сто с небольшим ударов сердца. Времени хватило, хотя и в обрез. Эльф открыл мутные глаза, увидел на краю своего ложа неторопливо заправляющего портки в сапоги Торина, рванулся к нему и взвыл. Длинные волосы, привязанные к замысловатым резным узорам кровати хитрыми гномьими узлами, больно натянулись.
— Сволочь! — прохрипел Трандуил, дергая непослушные пряди. — Сгною!
— Распутайся сначала, — Торин ловко увернулся от мелькнувшей в воздухе пятки и фыркнул, когда Трандуил резко втянул воздух и, медленно опустив ногу, посмотрел вниз.

— Это тебе, — прокомментировал он, вдевая обратно в шлевки штанов нижний ремень. В покрасневший растраханный зада эльфа было вставлено гладкое горлышко допитой бутылки, — на случай, если захочешь в четвертый раз, пока будешь отвязываться. Просто немного поерзай.
Эльф, взревев, швырнул в него подушкой. Торин улыбнулся и, чувствуя давешний хмельной безудержный азарт, подобрал с пола один из клинков которые Трандуил носил за голенищами, и бросил его в изножье кровати.
— А это на случай, если не захочешь возится с узлами.

Взгляд Трандуила обещал лютую расправу. Торин привалился плечом к резному косяку, бросил нарочито длинный взгляд на стол с картами. Вздохнул.
— А договор ты, владыка, составь. Я подпишу, — он скривился, состроив кислую гримасу, — деваться-то мне от тебя все одно некуда.
Гневно вздымавшаяся грудь Трандуила постепенно перестала ходить ходуном, в полыхающих гневом глазах вновь проступило давешнее презрение. Только теперь оно было сытое, словно у добравшего до сливок кота.
— Через три дня поговорим, — процедил он, кивком головы отправил Торина прочь и, когда тот оказался в кабинете, кликнул, — стража!

В те несколько мгновений, что ему завязывали глаза, прежде чем вытолкать за дверь, Торин мог поклясться, что слышал, как в покинутой опочивальне торопливо зашелестела тонкая рука, двигаясь по нежной коже члена.

Дорога обратно заняла больше времени, чем обычно. Еще до того, как раздались в сторону коридоры и Торин вновь ощутил над головой и под ногами многие и многие футы открытого пространства, он услышал доносящийся отовсюду смех, песни, певучие голоса то и дело провозглашавшие здравницы. А звонкий перебор струн и напевы флейт сопровождали его на всем пути в узилище. Рука эльфа на его плече была ощутимо нетвердой и от него самого и от идущего впереди товарища крепко пахло вином.

Кхазад, поневоле вынужденные прислушиваться к звукам пирушки царившей и в караульном помещении наверху тоже, сидели примолкшие и насупленные. Двалин, когда Торина водворяли на место, потянул носом, удивленно вскинул брови, но ничего не сказал. Торин слышал беспокойные шаги, которыми старший племянник мерил камеру, и мягкие шлепки камня-памятки о ладонь младшего. С пролета внизу старший Фундинуил поинтересовался исходом встречи, но Торин рыкнул — не сейчас! Внутри у него все дрожало, как натянутая струна. Чутье подсказывало — близится что-то.

Он смерил узилище беспокойными шагами. Внезапно почувствовав насколько оголодал, умял оставленные давеча лепешки. Время медленно текло одна томительная минута за другой. Звуки пирушки в караульне наверху начали стихать, стояла самая глухая пора ночи. Торин слышал мерное дыхание задремавшего Двалина и старательно сдерживал себя от желания его разбудить. Пусть поспят, твердило чутье, силы понадобятся. Луна на небосклоне переместилась в сторону и серебряные блики в струях водопада погасли, погружая узилище в кромешную тьму. Несколько минут царила полная тишина. А потом темнота за решеткой его темницы зашевелилась, обретая черты взломщика, и мастер Бэггинс, взмолившись шепотом: — Только, пожалуйста, тише! — провернул в замочной скважине ключ.

Глава 3

Бочка накренилась, зачерпнула новую порцию воды и, тяжело просев, намертво застряла в десяти футах от берега. Торин ругнулся, бросил суковатую ветку, которой пытался грести, уперевшись в борта, вылез на камни и огляделся. В этом месте Лесная река делала плавный поворот, прежде чем влиться в Долгое озеро, и течение одну за другой выносило бочки на каменистую отмель. Двалин в облепившей могучий торс мокрой рубахе и чавкающих сапогах тащил за шкирку на берег покачивающегося Ори. Дори, кряхтя и оскальзываясь на камнях, шел следом. Бофур и Бифур пытались вытащить Бомбура, который, похоже, умудрился в своем бочонке застрять. Глоин, ругаясь на чем гора держится, выжимал из растрепанной бороды воду. Мастер Бэггинс, трясясь как осиновый лист, вытирал нос грязной мокрой тряпкой выуженной из полуоторванного карманчика. Мальчишки?

Кили еще был в воде: его бочка встала меж двух камней стоймя, и Торин отсюда видел, как дрожали у него руки, когда он пытался подтянуться. Фили был рядом, но его самого еще шатало после того, как буйная, точно нрав лихолесского короля в постели, река полтора суток мотала бочки меж стиснутых каменистыми ущельями берегов, то сталкивая друг с другом, то растаскивая широкой цепью и не давая продыху ни на минуту. Ох, дурни. Торин зашагал к ним прямо по воде: мокрее, чем он уже был, все равно стать было трудно.
— Ну-ка стойте, — приказал он, поравнявшись с обоими. Кили обмяк, тяжело навалившись на борт и сверкая из-под мокрой спутанной челки виноватыми темными глазами.
— Со мной все хорошо, дядя.
Торин скривился: — Да уж, хорошо, — и повторил уже мягче: — Постой-ка тихо, маленький.
Он повернулся к старшему: — Ты цел?
Фили кивнул.
— Цел, мутит только и яблок нанюхался.
Торин потрепал его по загривку: — Тогда подсоби.

Они поднырнули под руки младшего, подхватили его с обеих сторон и вытащили на берег.
— Давай повыше, — мотнул головой Торин, не обращая внимания на слабые протесты Кили, — на те камни.
Устроив его меж двух нагретых слабым октябрьским солнцем валунов, хоть немного защищавших от ветра, Торин коротко приказал:
— Глоин, огня бы по-быстрому! Оин — посмотри, что с ногой сделать можно, пока мы здесь. А ты, — он снова повернулся к старшему, — живо сними и выжми рубахи: и братову, и свою.

— Ну что? — спросил он, поднявшись к Двалину, стоявшему чуть поодаль от маленького лагеря, на возвышавшемся над пляжем валуне. Каменистые склоны Лесной, поросшие по большей части уже пожелтевшей по причине поздней осени травою, здесь в последний раз стискивали говорливые воды реки, словно брат сестру в крепких объятиях, прежде чем, не далее как в полутора милях вниз по течению, постепенно теряя свою крутизну, раскинуться широко в стороны. Там шумные пенистые воды вливались в спокойную гладь Долгого озера, протянувшегося на многие-многие мили окрест и северной своей оконечностью указывающего почти точно на Одинокую Гору. Торин взглянул в ту сторону, но над невысокими, поросшими почти уже облетевшим орешником и изрезанными мелкими озерками и речушками холмами, висела плотная дымка белесых облаков.

Воин пожал плечами.
— От орков оторвались, но надо искать лодку. По берегу не дойдем, озером быстрее, да и на воде наш след верней потеряют.
Торин кивнул. Налетевший порыв ветра принес с холмов запахи можжевельника и опавшей листвы, пробрал до костей сквозь сырую рубаху, и Двалин придвинулся ближе, делясь теплом своего большого тела. Несколько мгновений они стояли, вслушиваясь в неумолчный шум шелестящей на перекатах реки и вглядываясь на север в надежде, что ветер развеет облака и позволит хоть ненадолго взглянуть на белоснежные слоны Одинокой горы, а потом Торин тряхнул мокрыми косами:
— Надеюсь, ты не предлагаешь лезть обратно в бочки? — невесело усмехнулся он, и Двалин, подтолкнув узбада плечом, показал в сторону устья. По водной глади в их сторону, с трудом преодолевая течение, скользила большая плоскодонная лодка.
Торин вздохнул.
— На этот раз разговорами точно не отделаемся. Но куча золота прямиком из-под драконьей задницы — это ж такой знатный соблазн.
Двалин только хмыкнул.

***

Обещать на этот раз все-таки пришлось и обещать не мало, хотя Торин, чуя между лопаток взгляд старшего Фундинуила, старался изъясняться как можно более обтекаемыми формулировками. В конце концов, чтобы отстроить этот прогнивший, провонявший нечистотами, гнилым деревом и мороженой рыбой курятник, величавшийся Эсгаротом, в десять раз лучше, люди все равно пойдут нанимать гномов, и половина обещанного в Эребор же и вернется. Он повел плечами и оглядел собравшуюся у дома бургомистра толпу неторопливо и бесстрашно, глядя прямо в глаза любому: от тянущей шею кумушки до приосанившейся стражи. Он был почти дома, он чуял сквозь вонь тухлой рыбы и немытых тел сухой и чистый запах чертогов Одинокой горы. Она возвышалась у него за спиной, едва видимая на фоне ночного неба, но он всем телом чувствовал ее спокойную величественную мощь. Он был почти дома и — Торин мысленно призвал себе в свидетели Махала — он скажет и сделает все, чтобы там оказаться. Он пообещает все и еще больше и отдаст жизнь, если это поможет приблизиться к Эребору хотя бы еще на один шаг. В конце концов, это была его стихия: говорить так, чтобы зажигать сердца храбрых, вселять уверенность в боязливых и распалять в корыстолюбцах неугасимую жажду наживы.

Торин поставил ногу на ступеньку выше и, глядя прямо в заплывшие алчные глаза бургомистра, спросил так, чтобы его слышали даже те, что высыпали на покосившиеся балконы в конце улицы.
— Я обращаюсь к правителю Озерного города. Вы согласны помочь исполнению предсказанного? Вы согласны разделить несметные богатства моего народа? Ваше слово.

Над площадью перед ратушей установилась оглушительная тишина, такая, что было слышно, как шипят попадающие в огонь факелов хлопья редкого снега, и тихонько звякают друг о друга алебарды вытянувших шеи вперед стражников. Бургомистр облизнул полные губы, прищурил маленькие темные глаза под нависшими бровями, и Торин понял, что получит в Озерном городе все, чего пожелает еще до того, как тот открыл рот.

продолжение в комментариях

txt || doc || fb2